— Марго, привет. 

 

— Привет.

 

— Как твои дела? Как в школе? 

 

— Нормально. 

 

— Гм. 

 

Как бы всё. Как бы поговорили. Стандартные ответы на стандартные вопросы. Кажется, это называется механика. Я обязательно, как прилежный отец должен спросить, как дела в школе, Маргарита же уже знает ответ на этот мой вопрос. Один раз спросил – услышал этот ответ, второй, третий. Пятый. 

 

Потом такое положение вещей перестало меня устраивать. Мне действительно важно и интересно, как дела у ребенка в школе. Но пробить вот это вот «нормально» невозможно такой же механикой. Точнее, можно давить на ребенка фразами навроде: «Ну, что значит нормально, давай рассказывай!», но это, вроде как, не наш метод. 

 

Фото с сайта farmakosha.com

 

Нужно было придумывать метод именно «наш». Без давления и вытягивания из ребенка неинтересных, скучных фрагментов учебы – там рассказала стих, тут решила пример, здесь начеркала в тетради. Оценки за неделю 7 по английскому, 9 по математике и 10 по беллиту. Скука и зевота у обоих от таких сообщений. Надо искать какую-то другую ниточку, за которую, если потянуть, станет разматываться яркая, веселых расцветок лента, на которую приятно смотреть и мне, и ей. 

 

Я попытался перебрать своё школьное детство – нет, ничего такого вспомнить не удалось. Ритуальное подписывание дневника по пятницам,  оценки делятся на положительные и отрицательные, замечания не делятся никак, потому что благодарностей в дневник учителя почему-то не выносили. Неужели так было во всех семьях? Неужели так во всех семьях происходит и сейчас? Не-не-не, нужно немножко подумать над этим вопросом, это же такой совсем немаленький кусок жизни моего ребенка, 9 часов на сон, 8 часов на дом и 7 часов на школу, почти в треть такой кусок же, ну, думай!

 

— Мнээээээээ…..,  Маргарита. А чего в школе сегодня было смешного? – лучше пока ничего придумать не удалось. 

Но задумалась. Достает телефон. 

 

— Смотри. Это Смилянский. Такой прикольный. На перерывах он нам дает интервью, как будто бы он журналист, а мы его снимаем. Ну, во всяких разных местах. То в космосе, то в больнице, то на хоккее. 

Ну, уже кое-что. Смотрим кино. Действительно, очень бойкий мальчик. Просматриваю ролик со Смилянским, и до меня понемножку начинает доходить, что для того, чтобы получить ответы, нужно себе очень четко представлять, какие у меня вопросы к дочери о школе. Чего я хочу-то? 

 

Фото с сайта winks-club.ru

 

Я немножко подумал и понял, что я хочу проживать жизнь ребенка вместе с ней. Снова хочу быть школьником, запускать гонки из бумаги на переменах, играть в «квача», дружить с одноклассниками, узнавать новое и необычное. 

После этого многое стало на свои места. 

 

Мне сразу стало интересно, с кем я сижу за партой, кто этот человек и какие у меня с ним взаимоотношения. Может быть, я хочу от него отсесть? Может быть, наоборот, мне сильно повезло, и он красиво рисует или смешно комментирует лекции учителей? 

 

Мне стало интересно, с кем я вообще дружу и есть ли у меня враги. Мне стало интересно, какая у меня любимая учительница и любимый предмет. Почему учительница любимая и что мы делаем на любимом предмете. Мне стало интересно, что на физкультуре вместо того, чтобы играть, разделившись на две команды в игры с мячом, мы занимаемся страшной скукой – бесконечно сдаем какие-то правила безопасности, ходим строем и выполняем нормативы.

 

Мне стало интересно, почему у меня не получается с английским. Оказалось, всё просто – я вовсе не понимаю, зачем мне сдался этот английский. Складывать и умножать я понимаю, мне зачем, это нужно хотя бы в магазине. Я понимаю, зачем я должен писать без ошибок – это, по крайней мере, стыдно, не уметь написать в записке слово «директор», мне самому смешно с того, когда кто-то пишет «деректор».

 

Я даже понимаю, для чего предмет «русская литература» – ведь книги нужно читать, в них узнаешь новое. А если не новое, то, засыпая вечером, можно представлять, как Буратино сбежит от лисы Алисы или как поднимет мятеж канатоходец Тибул. А английский – нет, не понимаю, зачем он мне. Мазер, фазер, Лондон из зе кепитал, бред какой-то. 

 

Также мне, ученику, станет очень жаль, что Анна Сергеевна ушла в какой-то декрет и к нам пришла вместо неё Светлана Николаевна – грымза и кикимора, никому ещё не поставила десятку. 

 

Фото с сайта www.sheknows.com

 

И вот, когда мне станет все это интересно, когда я снова ненадолго стану ребенком с его надеждами, желаниями, с его пониманием и непониманием, я смогу объяснить Маргарите и про то, что правила на физкультуре нужны для того, чтобы никто не свернул себе шею, что английский очень, прямо очень-очень пригодится тебе, Маргарита, когда ты поедешь в другую страну. А ты обязательно поедешь. Там, в другой стране, они по другому-то не понимают. Представляешь, Марго, ты в незнакомом городе, ты захотела есть, у тебя есть деньги на еду, а ты не можешь объяснить продавцу, чего ты хочешь. Он не против тебе что-нибудь продать, и протягивает тебе то крем для загара, то чулки, даже, когда ему показалось, что он понял тебя, он притянет тебе диван, но ты-то хочешь поесть, а объяснить не умеешь, потому что не знаешь языка. Так и будешь голодная и холодная в чужой и незнакомой стране.

 

Я объясню, что Светлана Николаевна вовсе не грымза, она просто не ставит оценок в подарок, у Светланы Николаевны их нужно заработать своими знаниями. Ну и все остальное, собственно, объясню.

 

Потому что появится предмет для разговора. Появится о чем говорить. И даже если я в следующий раз спрошу у неё механическое: 

 

— Марго, ну как дела в школе? 

 

Я уже не услышу от неё заготовку с волшебным, все объясняющим словом «нормально». Мне кажется, что она даже задумается, с чего начать – ведь рассказать ей  будет что. 

 

Потому что мне действительно интересно, как и с кем проводит почти треть жизни сейчас мой ребенок.